А.Погибенко Р.Нарыков "ВИЛЛИС" Вновь старый "Виллис" Нас куда-то занес. Скряга-светило В дебри скатилось, Чтобы Нам легче жилось. Пусть будет хуже - Никуда не свернем, Пусть в сумерках тонет Олово кружек, Плюнем, - И свечку зажжем. Что ж, где же наше питье? Радость по кружкам плеснем, И, если в багажнике хватит бензина, Песню Свою допоем. Кружатся ели, Бродит звездами высь, [вариант: "Винс"] Сосны хмельные С нами запели, Души Как ветви сплелись Тонет и тянет За собой глубина, Что же, за нами Дело не станет, Чашу Осушим до дна. И месяц в жилище своем К двери подковой прибьем, И, если в багажнике хватит бензину, Песню Свою допоем. Свесилось лунное бра Над канделябром костра, И, если в багажнике хватит бензину, Будем Гулять до утра. А.Погибенко. Утра свет, неярок и нечаян, Разрешит вопросы бытия. На ветру сережками качает Горностаевая мантия. И, отбросив прочь, как сбитый образ, Вычурность кривого отраженья, Сообщит нам экстренную новость О фундаментальности движенья, То, что свет порой грядет из мрака, Порох возрождается из праха... ...Батальон путчистов цвета хаки Свергнет нафталинного монарха!
А.Митюшкин З А Я Ц быль Чем черт не шутит! - Молодой человек! Молодой человек сделал вид, что восклицание относится не к нему и, прижимая локтем свисающую с плеча сумку, прихрамывающей трусцой устремился наутек. - Ку-уда! Молодой человек ощутил, как его схватили за плечо и резко, но вежливо развернули. - Ваш талон? Молодой человек энергично дернул плечом и был перехвачен за руку. - Да вон, я его только что выбросил... На контролера это не произвело впечатления. К заявлениям подобного ро- да он привык. - Покажите, куда вы его выбросили? - веско произнес он и вопросительно посмотрел на напарника. Напарник усмехнуся. - Простите, я не выбросил, он у парнишки остался, вместе ехали, я вы- лез, а он дальше... это... поехал... - Молодой человек почему-то похлопал себя по карманам и, окончательно потерявшись под насмешливым взглядом конт- ролера, добавил: - И проездной у меня в другой куртке остался... Всего этого говорить не следовало. - Придется штраф платить, - резюмировал напарник. - Пройдемте. Автобус с надписью "ТТУ. КОНТРОЛЬНО-РЕВИЗОРСКАЯ СЛУЖБА" зловеще стоял у тротуара. Молодой человек порылся в карманах и извлек оттуда двадцать шесть ко- пеек. Три рубля, лежащие во внутреннем кармане он, естественно, не нашел. - Вот. Больше нету. Контролер демонстративно зевнул и сказал: - Не обыскивать же его... Есть, конечно. - Ну и бог с ним... - отмахнулся напарник. - Выводи его. Молодой человек просиял. - Рано радуешься, - с кислой миной процедил напарник, извлекая из во- дительского бардачка фотоаппарат. В глазах у молодого человека промелькнула веселая искорка, но он тут же опустил веки. - Понял? - назидательно спросил напарник. - Понял, - ответствовал молодой человек и, не удержавшись, то ли чих- нул, то ли прыснул. - Пошли. Руки за голову. К стенке... Молодого человека прислонили к борту автобуса и дважды сфотографирова- ли. Затем сделали соответствующее внушение и отпустили на все четыре сторо- ны. Молодой человек покрутил головой и, прихрамывая, удалился. * * * Стенд "Ну, заяц, погоди" был почти готов. Напарник и контролер наклеи- вали последние фотографии из утреннего улова. Повертев в руках фотографию молодого человека, контролер намазал ее клеем, примерился, аккуратно нало- жил на лист ватмана и дважды прогладил кулаком. Напарник протер глаза. - Смотри... У контролера выпала изо рта сигарета. Фотография на глазах преображалось. Щеки молодого человека вваливались и обрастали щетиной, надо лбом вытягивались лирообразные рога, глаза прищу- рились, рот исказился недоброй усмешкой... В фотолаборатории отчетливо запахло серой.
А.Погибенко. Мы вышли в свет громадным тиражом. Нас не изъять, как книги из хранилищ. На площадях из нас не жечь костров - Нас не убьют - мы сами отомрем. Мы тихо задохнемся серой пылью. Кто виноват, что нас не раскупили? Мир - автострада, мы - автомобили. Сказали - трогай, а куда - забыли. Стандартными под слоем серой пыли С одной и той же скоростью идем. Попробуй повернуться боком - Тебя снесет несущимся потоком. Превысишь скорость - и права твои Прострелит вездесущее ГАИ. А впрочем, ты едва ли попадешься - Ты раньше в чью-то задницу упрешься. А.Погибенко Двадцатый век: прогресс в поэзии, Свинец в железе. У Черных Вод - на старом месте Поэтов ждет людская месть, Но не с дуэльным пистолетом - Патрон "АК-76" Кладет шеренгу рикошетом... ...пока мы - мотыльки вечерние, А стрельбы - временно учебные.
Д.Винниченко А.Митюшкин ПОДРАЖАНИЕ ДАВИДУ САМОЙЛОВУ У баб бывают имена. Одна из них звалась Тамара. Она была большая шмара, Хотя была, как смерть, страшна. Была, шальная на глаза, Профура центровая, Марфа. И тоже, слава богу, лярва, В любой кондиции коса. Душой невинна и светла, На чай заскакивала Алла, Жаль, мужиков не понимала, Хоть с кем ни попадя жила. И, как персидская княжна, Мочалка славная, Агата, В трусах манильского шпагата Была пикантна и нежна. А вот еще один роман: Она звалась студентка Сима, Бфла фригидна и пассивна, И ей пришлось уйти в туман. Зато вернулась из тумана В мантилье черной дона Анна, Но не понравилось засранке: Ушла в Театр на Таганке.
И, попивая "Карабах", Любила очень баба Тася Орлом сидеть на унитазе Со "стюардессою" в зубах. В помаде, в шляпке пирогом, Как денди лондонский, одета, Ко мне ходил приятель Света, Он в жизни был пассивный гом. Красотка очень юних лет, Ко мне ходила тетя Лена, (Кумира не творя из члена, Но уважая сей предмет). И нарушала мой покой Циркачка, нимфоманка Мила, Она по проволке ходила, Махала белою ногой. Бог видит - к бабам я не лез. Но, словно мухи вкруг параши, Ко мне слетались Маши, Даши, Оксаши, Глаши и Дуняши, Ариши, Ксюши и Маняши В дубленках, в лифчиках и без... И, постигая плотский грех, Как сладострастия науку, Все чаще вспоминаю руку - Она была прекрасней всех. У баб бывают имена... Такая им судьба дана...
В.Канищев. БЛЮЗ ДЛЯ ЧАРЛИ ПАРКЕРА - Назови мне какого-нибудь джазового музыканта, который приводит тебя в восторг? - Птица! - Кто-кто? - Птица. Чарли Паркер! ...Он в последний раз обвел взглядом эстраду, словно желаяудостове- риться, что весь его курятник на насесте, подпрыгнул и ударил по контрабасу. Я не сводил глаз с лица Пианиста, лица смятенного: он старался вовсю, но вдохновения не было. По его лицу можно было прочесть все, что с ним про- исходит. Он страдал, страдал так, что казалось, будто с него сорвали одежду и плюют на его обнаженное тело... ...А на сцене, между тем, поджидали его и как бы подталкивали. Но, присмотревшись, я понял, что человек с контрабасом, отбивая так всем своим телом, причитая на струнах, слушал между тем только одного Пианиста. И пока он слушал, Пианист где-то внутри себя маялся, как под пыткой. А рояль - это всего только рояль, столько-то дерева, проволоки, струн, молоточков и сло- новая кость... Я никогда не видел у человека такого лица, лица, сожженного жаром и яростью битвы, которая шла там, на эстраде. Вот почти без перерыва началась вторая вещь. Слушайте, казалось, гово- рил человек с контрабасом, слушайте, сейчас будет Блюз. Он уже не подталки- вал Пианиста, он желал ему счастливого плавания. А тот все играл, все собрались вокруг, словно чудовищные джинны в си- нем мертвенном свете огней рампы, и тот, черный, с трубой, и тот, шоколад- ный, за барабанами - все они дышали тем наэлектризованным воздухом, который сгущался над роялем. То один, то другой как бы говорили ему: "аминь" и да- вали ему зеленую улицу... ...А он, со светлым теперь лицом, делал свою музыку, делал ее прек- расно, и на лице его не было и следа страдания. Слушая, я будто узнавал, каким горением он достиг этого, и что нужно выстрадать, чтобы играть так легко и свободно, забывшись и не замечая ничего, кроме мелодии, мелодии мощной, с размаху бросающейся в упругие, искрящиеся струи импровизации...
Д.Винниченко. НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ Новогодняя ночь... Значит, можно опять Влюбляться, словами играть, Петь, молиться и быть дураком... Что тебе пожелать?.. Новогодняя ночь... Значит, можно обнять, Погрустить ни о чем, Помечтать ни о ком, И увешать зеркальными рыбками ель... Что тебе пожелать?.. Новогодняя ночь... Значит, можно теперь Гладить волосы, На ухо что-то шептать, Стать немым, Рассыпаться фонтаном речей... Что тебе пожелать?.. Новогодняя ночь! Значит, можно! Никто и ничей, Снег, и тень на снегу, Ночь, и тень на ночи, Я нанизывать звезды на пальцы могу, Я взбираться могу по лучам на лучи, Как будильник, могу разобрать Механизм бытия... Новогодняя ночь... Вот он, я - Что тебе пожелать?
Д.Винниченко Новогодний конверт Под казенной печатью. Три печатных листка Папиросного счастья, Поздравлений никчемных, Пожеланий ненужных.. Рассылают такие Официально по службе. Ротапринтное счастье Размножено разом... Типографская краска, Типографские фразы. Новогодний аврал! Не сочесть опечаток - Знать, досталось кому-то Сверхурочно печатать В ночь. В конец декабря. ...Вместо имени - прочерк. Впопыхах позабыли. Сам впиши, если хочешь. "Счастья Вам, долгих лет И семейного лада..." ...Зубы ломит. А рад. Как тебе мало надо!
Д.Винниченко. ОЩУЩЕНИЕ ВЕСНЫ Ощущение весны... По ночам цветные сны, На домах сосульки плачут, Лица чисты и ясны. Убежали холода, В голове - белиберда. Утоляю жажду солнцем, А не пивом, - это да! Воробьиная артель Прославляет свой удел. Дед сегодня полботинки Вместо валенок одел. В потных лапах мужики Зажимают трояки. Скоро будет мамин праздник, ...Вот такие пироги. А.Погибенко Это кто домой пришел И пошел пешком под стол? Что за глупенький вопрос - Папа денежку принес.
Д.Винниченко ВЕСЕННИЙ ТРИПТИХ 1. Двор п/я А 37-71 Птички чирикают, Жжется крапива, Солнце лучисто И неторопливо. И на сварной Уголковой треноге Дремлет сирена Воздушной тревоги. Скоро проснется, Скоро начнется... 2. Бауман-стрит. Девочки носят Буржуйские брюки. Штатские брюки - Адские муки. Вечные муки! И тесно и жарко. Попки взопрели. Девочек жалко. 3. Гуманите. Люди гуляют, Люди не знают, Что с каждым мигом Чегой-то теряют. Кто-то смеется, Кто-то напьется, Этот к тому Кое-чем обернется. Кто-то божится, Чего-то свершится... ...Рано ли, поздно ли - Все завершится. Лишь гробовщик, Словно камбала, плоский, Весело пилит сосновые доски.
А.Петухов. ЖИЗНЬ ГЕНИЯ Игорю Халфину, родившемуся под знаком унитаза. Игорь Халфин, - певец унитаза, - Скромно потупив взор, И, сказавши нескромную фразу, Тихо сел на любимый прибор. Вот он затуманил око, Слегка покраснел щекой, Напрягся спиной и боком, - И тут полилось рекой. Потом задышал он привольно, Улыбкой раскрылся рот, И вздрогнул от песни раздольной Стоявший за дверью народ. Тут пуститься б с веселой рожей В лихой молодецкий пляс, И вибрировал мелкой б дрожью Стоявший под ним унитаз, А он загрустил беспричинно, И долу уставил очи, И возникли пред ним картины Родной украинской ночи. И сидит он, исполнен томленьем, Где-то тихо журчит вода, В голове у него размышленья, Ходят мысли туда и сюда, Мыслей много, великих и праздных, Гений мозгу скучать не дает. Тыщи тем в голове его разных, И великая тема - народ, Что страдают народные массы, Что пособье собеса мало, И с тревогой он думал о мясе, Что дают пятерик за кило. И, спуская холодную воду, Скромно думал наш Игорек, Что он, вроде бы, близок народу, Вроде близок, и вроде далек. И сказал он: "Как только зайду я В эту тихую гавань души, Столько мыслей господь мне дарует, Хоть берись за бумагу, пиши". Как сказал, так и сделал. И сразу Зашуршала бумажка в руке. И рождалася мысль раз за разом В добром славном моем Игорьке. Встал, поддернул штаны свои ловко, Показалась так жизнь хороша, Хоть слегка и забрызгалась попка, Так ведь вся в экскрементах душа. * * * И.Халфин [...] ...Половой акт затягивался, Оргазмом и не пахло. [...]
А.Петухов. Вокруг люди, люди, Идут стеною, словно в строю, А я на площади, как на блюде, Один стою. И мне тоже б надо Бежать куда-то, торопиться, А я стою у скверика, с оградой Слился. Почти все - удивленно... Некоторые - глядят с пониманием. О, это, наверное, влюбленный В ожидании. Так думают люди. А я в тумане, как в бреду, Кричу им: "За любовь за такую судят! По сто двадцать первой пойду!" Д.Винниченко А.ПЕТУХОВУ - ЧЕЛОВЕКУ И ПЕДЕРАСТУ Пусть мясо дымится на блюде, Пусть носятся тени в раю, На горе, на счастие людям На площади вечной стою. Изваянный в мраморных плавках, Гляжу свысока на балдеж, И вижу: друг друга на лавках Влюбленная жмет молодежь. Я - памятник. Им и останусь. Мне бронза желанна, как плоть. Мне пары, увы, не досталось, А зов? Как его побороть? Стою непонятый, влюбленный, От страсти хоть сходу на слом. Нет рядом Сикстинской Мадонны Иль гипсовой бабы с веслом. Но чей это облик знакомый - Фигура в соседнем сады? И чувством влеченья влекомый, К нему я сегодня приду. Люблю я его. Нету сладу. Пусть он - баснописец Крылов. Я по сто двадцать первой засяду, Страдая за счастье полов. А.Петухов МОЙ ОТВЕТ МИТРИЮ Митрий, прослушавши все до конца, И, воспрянув поникшею статью, Молвил: "Эх, и пройму я сейчас подлеца! Обожаю пародии писать я". И пошел, и пошел, и пошел он писать, Двинул мысли могучим потоком. Упомянул и бога, и черта, и мать, Не моргнувши пронзительным оком. Вот лопух...
А.Погибенко Д.Винниченко. ВСТУПЛЕНИЕ К ПОСВЯЩЕНИЮ Вы, кто любите природу, Шорох листиков увядших, Шелестящих по асфальту Там, где раньше травка зрела, Тех, которых гонит ветер, Что несет в жилищный комплекс Нам дымок трубы фабричной. - Там куют мустангов резвых, Что зовутся "Жигулями", И дорогами несутся, Не щадя нефтепродуктов, Опьяняя сладким смогом Крупноблочные вигвамы... ...Вы, кто любите послушать Как журчит ручей прозрачный, Загрязненный водосливом, Где плывет кверх брюхом нельма, Осетры плывут, белуга, С попустительства казенной Санинспекции дремучей И начальства заводского, Что под нос себе мурлычет: - Пусть себе скотина гибнет, Но зато я выполняю План на сто процентов с гаком... ...Вы, кто любите увидеть Сквозь прицел своей двустволки, Как играют медвежата, Как лосиха деток кормит Молоком канцерогенным Пополам с гексахлораном, Как грызут бобры зубами Ящик ядохимикатов, - Мой совет: курок спустите, Чтоб не мучились зверюшки, И не тратьте гербицидов, Если вам приятно слушать Заглушаемые ревом Реактивного гиганта Звуки мототомагавков, Что разносят в пыль и брызги Изумрудные громады Кедров, пихт, секвой могучих Олеандров благородных И развесистых дубов. А без этих райских птичек, Рыб, дубков и прочих тварей Не прожить нам в мире этом, Хоть и нам с тобой природа Приказала долго жить. Изучайте же усердно Все, что от нее осталось, И ее предначертанья Выполняйте, дабы выжить, Потому что physics - это Is the science about nature.
А.Погибенко. МУХА, КАК КАТЕГОРИЯ СУЩНОСТИ. Моему научному руководителю Владимиру Романовичу Кайгородову посвящается Первое упоминание о мухе в философии относится к таким античным време- нам, когда в Афинах на Древнегреческой улице в доме номер пять проживал без паспорта и прописки беглый раб Платон, который, как известно, друг, но истина дороже. Платон учился на третьем курсе философского факультета АфиГУ, куда по- пал по блату через жену ректора, пленив ее доскональным знанием сальных афинских сплетен. Подобным же образом Платон действовал всегда и везде, где только мог, и, когда, например, ребром уже стоял вопрос "отчислять - не от- числять" и замдекана по курсу уже был готов поставить роковое "призвать в фалангу", мнение его жены, дочери, и прямо противоположное - тещи (а Платон всегда действовал основательно и с размахом), - было решающим и Платон от- делывался очередным выговором или последним предупреждением. Экзамены он сдавал несколько иным образом, имея непродолжительный лич- ный контакт с преподавателем, после чего расходились весьма странной поход- кой, но оба довольные: старик - Платоном, а Платон - собой. Все это позволяет сделать вывод, что Платон не очень-то утруждал себя наукой. Единственными его настольными книгами были: индийский трактат "Кама Сутра" в паршивом переводе афинского диссидента, сбежавшего в Иудею, и "Ми- лый друг" Ги де Мопассана. К тому же постоянные тренировки в будуарах во имя поддержания спортивной формы совсем не оставляли времени для занятий. Но Платон об этом не очень-то печалился. Все это позволяло Платону по-черному сачковать, безнаказанно участво- вать во всех афинских скандалах и оргиях, быть первым в Афинах дуэлянтом и слыть при этом добрым малым. Но Платон всегда считал, что лучше слыть, чем не слыть. Но в то утро ему было не до забав. Горел его курсовой проект. Аристо- тель, научный руководитель Платона, был воплощением нравственности и вообще сволочь. А в соседней комнате томилась от нетерпения Трахома, жена шефа, улучившая момент, когда ее муженек в таверне "У старого македонца" услаждал себя философской беседой с местными гетерами о судьбах античной порнографии. Платон бешено дописывал последние страницы. И вот когда он уже был го- тов поставить последнюю точку, с кончика пера капнуло. Пока клякса летела к месту назначения, в воспаленном мозгу нашего героя возникла страшная карти- на конца карьеры. "Клякса... Старый идиот во всем любит стерильную чистоту. На переписку огромного листа уйдет час, а эта потаскуха уже икру мечет... Сейчас обидится и уйдет, дура, а потом Зевс знает, чего наворочает". А Пла- тон был пошляк, в Зевса не веровал и употреблял его в качестве ругательст- ва. В любом случае, будет он переписывать или нет - "неуд" и фаланга. Но судьба вновь улыбнулась нашему герою, на этот раз в образе огромной черной мухи, которая с умным видом ползала по трактату. Бедное животное приняло на себя страшный удар судьбы, взлетело и преспокойно уселось на во- лосатую руку Платона, испачкав ее фирменными чернилами "Заря Востока". Пла- тон светло и радостно заматерился, глядя влюбленным взглядом на свою спаси- тельницу, - а в этом виде спорта он мог поспорить даже с грузчиками из Оль- вии, позднее переименованной в Одессу-маму, - и решил ее тут же описать, дабы увековечить. Но при подсчете ног Платон второпях сосчитал и две строй- ные ножки Трахомы, которая к тому моменту уже сидела у него на коленях и приступила к делу. Так в диссертации Аристотеля появилось сенсационное сообщение о том, что у мухи восемь ног, а дружки Платона прозвали платонической еще ту лю- бовь, когда не важно, сколько конечностей у твоей возлюбленной.
Н.Тогулев. ЦВЕТОК Чудесный рос цветок на поле, Издалека сверкал он лепестками. Он словно остров возведенный, Был обожаем всеми мотыльками. Пустое хлопанье крылов, И цвет души огонь был ярок. Как разобраться для кого И чьей любви он был подарок? Машина шла. По нужным и большим делам. Горя огнем, сверкая блеском стали. И пара гусениц, подобно топорам, Нам подарила повод для печали. Бездушная машина смяла, Втоптала в землю, вырвав сердце у цветка, И лепестки по полю разбросала, В пыльце поправ железные бока. Кто виноват, что поле стало пусто... Трава, кругом разросшаяся слишком густо. Виновен лишь цветок, Что вырос там, где танк пропер на полигон. (Писано в лагерях. Лето 1977 года)
Д.Винниченко ОДА БОРИСУ РУССУ Красуясь чреслами нагими, Прекрасен, как младой Парис, Брега покинул Финикии Семит, по имени Борис. Зевеса внук, и сын Алкиды, К туманным берегам Эллиды, Где в сени древ благоговейно Азербайджанского портвейна Текут ручьи. Где страстный стон Мидянок негу обещает, Где кайф сикомры источают, Свой скорбный плот направил он. Вотще! Борей неукротимый Нанес со злостию удар, И не дождалися эллины Прибытья местной суперстар: Во мрак и дождь, циклонным фронтом, Пересекая понт за понтом, По сопкам, рекам и лесам, Сквозь Лесбос - вотчину Киприды, Сквозь Землю Малую Тавриды Был унесен Борис в Казань. Друзья Людмилы и Руслана! Кунаки Рафа и Зюгры! Герою моего романа Был свет не мил до той поры, Как, в гладном городе осев, Всхужав, взмудев и обрусев, Культуры сбросив тяжкий груз, Талмудом красным потрясая, Он лучшим другом стал Казани, Взяв при крещеньи имя Русс. Любимец наш, душа народа, Зевес, Геракл и Крысобой, Я воспеваю непогоду, Что съединила нас с тобой. Мечта глубая коллектива - Ты, как глоток аперитива Душе, иссохшей от времен. Ты - Цезарь, кайзер, игемон, Любимец муз, исчадье рая, Дай, я тебя облобызаю! Д.Винниченко. Опять допился я до ручки: И тучки - сучки, И звезды - кучки, И две луны. А хоть бы хны. Д.Винниченко ДЕРЕВЬЯ Серый цвет. И обыденность серая дней. Серый цвет - средний цвет - середина отпущенных лет. Середина отпущенных лет, как в декабрьскую пору листы, (их сорвало еще в сентябре) Как наплакавшиеся небеса - вроде полно, - а, в общем, пусты Как их много - времен... Жизни, года и попросту - время. Завершилось одно - по-другому идут, оставляя следы. В них кристаллики льда превращаются в воду... У кого-то цикл жизни - сезон. Мне доверили более - век. (Но в коротком - резон. Через век обновлюсь я по-новому вряд ли, А деревья - раз в год демонстрируют мне это чудо.) Под ногами - листок. Что? Втоптать его в грязь? Иль оправой обрамить? Или просто поднять, обтерев о штаны, (Словно ложку, когда я сижу у костра) Нет. Пройду-ка я мимо - как всегда. Сразу легче на сердце - не надо решать. (Как всегда) Выбирать, ревновать, делать глупости вовсе не надо. Замереть, как всегда. Замереть... Цикл деревьев - сезон. Цикл души - очень схож. И, быть может, во мне, или в каждом из нас Тоже дерево? То, что зимой замирая, выпустит почки весной, И листвой зашуршит? Каждый год так бывает со мной? Или нет? Интересно, насколько деревья Обновясь, остаются вчерашними? То, что было полгода назад - это явь? Это сон? Или, может, для них, вековых, просто нет Ничего, то, что было полгода назад? Ну, а я по весне - вдруг не вспомню про зимнее "я", И с запасами новых привычек раскручу круговерть: Лето, осень и снова зима, Чтоб проснуться весной через год - и забыть то, что ранее было, Ну, а вдруг... - Посмотрите, как много деревьев сухих! ...Чтоб спокойно заснуть, я себя обману, И скажу: обойдется... Как, все же, быть мне с той абстрактной штукой, Что в людях называется "душа"? Уж коль договорились мы, что каждый в себе лелеет дерево, То, значит, сколько нас - столь и пород тех древ. В ком - дуб, в ком - яблоня, а в ком - попросту пень... (Но это, впрочем, я сказал так, шутки ради. Ведь зачастую мы в ближнем находим лишь коросту ствола, А крону чтоб увидеть - так это надо голову задрать, А мы глядим под ноги...) Хочу быть, словно ель - Вечнозеленым, Чтобы презреть наклон земной оси, Что нам приносит тягостную зиму, Чтобы среди всеобщей пустоты Замерзшие сердца согреть знакомым цветом, Затрепетать при звуке топора, И возродиться - факелом смолистым, Огнем в камине, радостью детей, Играющих вокруг умершей ели, Жить не затем, чтоб каждый божий день Нам слепо следовать круговороту жизни: Весной проснуться, летом - расцвести, Зачахнуть осенью до следующего года, Нет!!! Надо все отдать другим, Чтобы воскреснуть качественно новым, Чтоб, возродившись в новой ипостаси, Вдруг заорать: "Эй, люди - - Я весь для вас: мой ум, душа и тело!" Я думаю, что только так Мы сможем стать бессмертными. * * * Д.Винниченко. А стрелки ходят, и все кругами, И в час, из жизни украденный, Не щупать Мани, Не съездить к маме, Не выпить дряни с приятелем. А стрелки кружат, бегут, не тужат, Горбатенькие, как гномики, Мне этот час до зарезу нужен, Но на это плевать экономике. Она экономит! На ком? На мне? Но это ж просто немыслимо! Ну что я вам - слово на стене, Тайком хулиганом написанное?
ДВА ПЕРЕВОДА РОБЕРТА БЕРНСА А.Погибенко Как первый блик низводит мрак, Так вешний ветер гонит стужу. Сосульки. Трелей кавардак. И солнца зайчик в синих лужах. Вдыхают свежий ветер горы, И твари, приняв свой удел, Ведут о браке разговоры. А я смотрю на Бонни Белл. За половодьем - летний зной, А лето к осени желтеет, А там - черед зимы иной, И вновь душой весна владеет. Незыблем хоровод тот стройный, И торжество белковых тел. Но неизменно и спокойно Я все смотрю на Бонни Белл. Д.Винниченко Пора метелей вдаль уходит, Мне улыбнулись чудеса, Сплелись в весеннем хороводе Земля, вода и небеса, И, как весеннюю усладу, Мне дарит ветер с гор прохладу. С приходом солнца мир запел, И я пою о Бонни Белл. Имеет время свой резон, И, не спросив царя природы, Сезоном сменится сезон, Ненастьем - ясная погода. Природа, время, ты и я В круговороте бытия. Но что мне время - пьян и смел Я песнь пою о Бонни Белл.