VIII. Любовь - спектакль, где антракты немаловажнее, чем акты

Ни в мире нет несовершенства,
ни в мироздании - секрета,
когда, распластанных в блаженстве,
нас освещает сигарета.

Мы не жалеем, что ночами
с друзьями жгли себя дотла,
и встретим смерть, как мы встречали
и видных дам, и шлюх с угла.

В любые века и эпохи,
покой на земле или битва,
любви раскаленные вздохи -
нужнейшая Богу молитва.

Красоток я любил не очень,
и не по скудости деньжат:
красоток даже среди ночи
волнует, как они лежат.

Лучше нет на свете дела,
чем плодить живую плоть;
наше дело - сделать тело,
а душой снабдит Господь.

Учение Эйнштейна несомненно,
особенно по вкусу мне пришлось,
что с кучей баб я сплю одновременно,
и только лишь пространственно - поврозь.

Теперь другие, кто помоложе,
тревожат ночи кобельным лаем,
а мы настолько уже не можем,
что даже просто и не желаем.

Мы были тощие повесы,
ходили в свитерах заношенных,
и самолучшие принцессы
валялись с нами на горошинах.

Природа торжествует, что права,
и люди несомненно удались,
когда тела сошлись, как жернова,
и души до корней переплелись.

Обильные радости плоти,
помимо других развлечений -
прекрасный вдобавок наркотик
от боли душевных мучений.

Давай, Господь, решим согласно,
определив друг другу роль:
ты любишь грешников? Прекрасно.
А грешниц мне любить позволь.

Увы, то счастье унеслось
и те года прошли,
когда считал я хер за ось
вращения Земли.

Рад, что я интеллигент,
что живу светло и внятно,
жаль, что лучший инструмент
годы тупят безвозвратно.

Молодость враждебна постоянству,
в марте мы бродяги и коты;
ветер наших странствий по пространству
девкам надувает животы.

Витает благодать у изголовий,
поскольку и по духу и по свойству
любовь - одно из лучших славословий
божественному Божьему устройству.

Когда грехи мои учтет
архангел, ведающий этим,
он, без сомнения, сочтет,
что я не даром жил на свете.

Я отношусь к натурам женским,
от пыла дышащим неравно,
которых плотское блаженство
обогащает и духовно.

Готов я без утайки и кокетства
признаться даже Страшному Суду,
что баб любил с мальчишества до детства,
в которое по старости впаду.

А умереть бы я хотел
в то миг высокий и суровый,
когда меж тесно слитых тел
проходит искра жизни новой.

Назад оглянешься - досада
берет за прошлые года,
что не со всех деревьев сада
поел запретного плода.

От акта близости захватывает дух
сильнее, чем от шиллеровских двух.

В любви прекрасны и томление,
и апогей, и утомление.